На меня приходили смотреть как на диковинку

Интервью с Викторией Молодовой

​

Родили меня давно, уже не помню, но во Владивостоке, тоже не помню. Мне было три года, когда меня оттуда увезли на Сахалин. Вот Сахалин помню, там я жила до 10 лет, потом из Сахалина — в Азербайджан, даже учила два года азербайджанский язык. Даже знаю одно стихотворение на азербайджанском.

​

Папа был военный?

Папа был военный летчик. Потом Украина, Черкасы, тут я учила уже с седьмого класса украинский язык четыре года. Мама там и осталась, последнее ее пристанище, так что я иногда приезжаю в Черкасы. А вот в институт я поступила в Ленинграде (тогда же город так назывался). Я вообще была романтиком и в десятом классе решила, что хочу работать в море. Была идея поступать в Одесский гидротехнический на океанологию, так как в то время в мореходку женщин категорически не брали, вот я и нашла способ, как могу ходить в плавание. Правда, оказалось, что в Одессе такого факультета нет, а есть он только в Ленинграде.

Приезжаю я в Ленинград, а там на факультет океанологии принимают 50 человек и впереди меня «очередь» из 55 парней, и все как на подбор с золотой медалью, а это значит, что им надо сдавать только один экзамен по профильному предмету. Мне сразу сказали, что шансов нет, и предложили поступать на метеорологию. Так вот я стала метеорологом. Когда я закончила институт, то меня взяли на работу в рижский аэропорт инженером-синоптиком, и Латвийская метеослужба направляла метеорологов на суда на месяц. Мне предлагали, но я уже не захотела. В аэропорту мне очень понравилось. Я была самый молодой специалист, а еще и выглядела моложе своих 22 лет. Я была такая гордая, что я консультирую пилотов, контролеров полетов.

​

А в чем тогда заключалась работа метеоролога в аэропорту?

У нас ведь тогда не было спутников, а без прогноза погоды самолету взлетать опасно. У нас были синоптические карты, каждые три часа нам присылали новую информацию, и мы все это обрабатывали вручную. Больше того, в СССР была уголовная ответственность за неправильный прогноз! А метеорология — самая неточная из всех точных наук, поэтому всегда давали прогноз «с запасом» и поправкой на худшее.

Я очень любила работать с людьми, а в рижском аэропорту была так называемая Интеркомиссия, которая принимала иностранных туристов. В основном молодежь. И мы для них придумывали развлекательную программу. Я была председателем этой самой комиссии. И я уже тогда пошла на курсы экскурсоводов и сдала экзамен по Юрмале. У меня это свидетельство есть до сих пор. А вот Ригу не успела.

Естественно, в аэропорту мне очень нравилось. Молодые пилоты, молодой коллектив. И там же встретила своего суженого на одном из наших развлекательных мероприятий для иностранцев. Он был из Осиека, но присоединился к группе студентов. На следующий день югославская группа ехала в Ленинград, а я как раз освобождалась из ночной, и в Ленинград летел грузовой самолет, и знакомые летчики меня «подбросили». Если честно, то мне просто хотелось съездить в Ленинград, я очень любила этот город, а для него это был «знак» судьбы!

В течение года мы переписывались, звонили. Языка не знали, но как-то общались. Гугл-переводчика-то еще не было. Потом он приехал, мы поженились, и еще полгода я оформляла документы и уехала к нему в Осиек.

​

Как ты освоилась в новой стране?

Это можно сравнить с тем, как тебя бросят в воду, и учись плавать, как знаешь. Русских никого нет, язык не знаю, пришлось учиться плавать.

Не могу пожаловаться, меня очень хорошо встретили. Сначала, правда, ходили смотреть, как на диковинку. Потом я познакомилась с двумя бабушками, которые приехали с первой волной эмиграции. С ними мы много общались. Они мне помогали. Позже приехали еще несколько женщин из СССР.

​

А как учила язык?

Изучала язык сама. Много читала, писала, просила мужа и друзей, чтобы меня исправляли. Диплом я свой нострифицировала в надежде, что смогу найти работу. К сожалению, тогда в Югославии была шпиономания. Мне сразу сказали: «Забудь свой диплом, ни в каком аэропорту ты никогда работать не будешь. Даже если получишь югославское гражданство, ты всегда будешь русская». Но знакомые подсказали, что в Осиеке есть педагогический факультет, и им нужны лекторы русского языка. Естественно, для этого надо было закончить факультет русского языка, а ближайший был в Сараево. Я поступила туда на заочное отделение, но все было немного по-другому, чем в СССР. Экзамены мы сдавали все вместе, дневное и заочное, разница была лишь в том, что я сама учила. Как сейчас помню. Поезд был ночной Будапешт – Осиек – Сараево, который ходил больше ста лет, а вот сейчас не ходит. Я уезжала ночью сдавать экзамен и в тот же день возвращалась назад, дома дочка маленькая. Потом вторая беременность.

Пока я училась, я уже подрабатывала в школах на заменах, и вот как-то я устроилась в школу преподавать астрономию. Прочитала в газете «Голос Славонии», что объявлен конкурс на место учителя астрономии. А у меня ведь в дипломе написано, что мы на Метеорологии год учили астрономию как предмет. Я написала заявление, и меня приняли. Астрономия был факультативный предмет, средняя школа находилась в Вальпово, в 30 километрах от Осиека, и я ездила туда четыре часа в неделю преподавать астрономию. Интернета еще не было, я готовилась к урокам по журналам, русским и югославским. Дошло до того, что мои уроки в школе стали весьма популярны и на них стали приходить все желающие. В субботу утром класс был набит битком.

Правда потом я забеременела, и мне стало очень тяжело ездить 30 километров автобусом, и я уволилась. Наверное, если бы не уволилась, то осталась бы работать в школе.

После окончания Сараевского университета я получила диплом переводчика, но пока я училась, в Осиеке уже перестали изучать русский язык даже факультативно. Но и тут мне повезло. Совершенно неожиданно на одном большом предприятии понадобился переводчик, который хорошо знает русский язык. Дело в том, что в Москве потешались над переводами рекламных проспектов для станков, и директор стукнул кулаком и приказал достать такого переводчика из-под земли. Тогда это был огромный агрокомбинат «Кнежево», и у них был контракт на поставку в СССР линий по переработке мяса, и нужно было переводить всю техническую документацию. Мы ездили на выставки, конференции. Это было чудесное время.

А потом началась война. Без обид, но в Загребе люди не знают, что такое война. По крайней мере, по сравнению с Осиеком, который три года обстреливали со всех сторон. Два года мы жили без стекол, вместо стекол у нас была натянута пленка, так как вставлять стекла просто не было смысла.

​

Приходилось попадать под обстрел?

Не то слово. Мы жили на первом этаже, и в наш дом попал снаряд. В стене квартиры была просто дырка, сквозная. Мы потом собирали осколки геллеров по комнате. У нас было много книг, и я перед внешней стеной сделала из книг импровизированную защиту. В одну из них – большую Библию — попал один осколок, сантиметров 10–15, до середины дошел. Так мы его там и оставили на память. И еще удивительный момент. В комнате была стеклянная витрина. В ней мы обнаружили круглую аккуратную дырочку, без трещин. Все хрустальные бокалы целые, вернее, один лопнул, а вокруг лежат осколки стекла и осколок снаряда. К счастью, мы были в подвале.

​

А какая обстановка была в городе? Мы ведь все это видели только по телевизору.

Вместо витрин магазинов были доски, на которых было написано, что, собственно, находится внутри. Везде мешки с песком. Выход из подъезда напоминал бункер. Дом моей свекрови находился в самом центре, за кафедральным собором. После трех прямых попаданий на месте дома образовалась воронка. Когда мы уезжали на лето на Украину, я свекрови оставляла наш аквариум с рыбками. Помню, прихожу я к ее дому, а из воронки торчит этот самый аквариум – целый. Дома нет, но аквариум целый.

​

А где были твои дочки в это время?

К счастью, дети были в Загребе у моей свекрови. Правда, девочки застали начало войны. Осиек ведь находится на границе, и там было три военные части, танковая, артиллерийская и еще какая-то, точно не помню. На полигоне «С» находились танки, полигон был немного вне города. Вот у них была привычка ночью лупить по городу. Бывало, в два часа ночи хватаешь детей в одеяло и бегом в подвал. Помню, они маленькие, Нина была в третьем классе, а Оля в пятом, и вот разбудила я их в два часа ночи, говорю: «Надо спускаться в подвал, стреляют» — и ребенок спрашивает: «Мама, а кто стреляет? А зачем стреляют?» Вот попробуй ответить на такой вопрос ребенку!

Потом стали эвакуировать школы, кого в Венгрию, кого на острова. Мы детей отвезли в Загреб, а сами с мужем менялись. Кто-то оставался в Осиеке, а кто-то был с детьми в Загребе, потому что если бы узнали, что в квартире долгое время никого нет, просто бы заселили беженцев.

​

А как было с работой? Ты же работала в «Белье», огромном комбинате?

«Белье» остался на оккупированной территории. В 1990 году, когда все началось, я была с детьми у мамы на Украине. Конец августа, в Осиеке уже стреляют. Мама нас пыталась оставить у себя, все повторяла: «Куда ты едешь? Там же война», а я ей: «Мама, мне же на работу надо выходить, отпуск заканчивается. Если я не приеду, меня уволят». Вернулись мы в Хорватию, остановились погостить пару дней у свекрови в Загребе, и в тот же день приходит сообщение: мост, соединяющий Осиек с Бараньей разрушен – прямое попадание. Моя работа осталась на оккупированной территории.

​

Может, и к лучшему? Кто знает, что бы произошло на той стороне. Могли и в плен взять.

Да. Все могло быть. На хорватской стороне от нашего предприятия был организован штаб. Мы ходили туда отмечаться, что мы здесь живем, никуда не уехали. Денег не было, но мы получали продукты по талонам. Муж и я без работы были два года. Хорошо, что еще до войны мы заключили контракт на перевод документации по строительству кирпичного завода в Тернополе, я это переводила. Украина тогда еще не отделилась, и оттуда исправно пересылали деньги за перевод. Жили мы, как крысы, по подвалам, проектное бюро тоже было в подвале, вот я туда носила переводы и получала деньги. А вообще человек, как ни странно, ко всему привыкает. Помню, еду я в автобусе и объявляют общую опасность. Водитель хотел проскочить мою остановку, а я закричала, что мне нужно выйти. Он мне: «Ты что, не слышишь? Общая опасность». А я ему: «И что, думаешь, если будешь ехать, то не попадут? Останавливай, мне выйти надо».

Потом я уже и в подвал перестала ходить. Мы ведь жили на первом этаже. Я сделала себе из книг бункер. С двух сторон были бетонные стены, а вокруг — мое убежище. Сидела я на полу и переводила. Электричество часто выключали, но что интересно – работали все городские службы. Максимально полчаса, и давали электричество. Магазины тоже были по подвалам, но продукты были. «Каритас» нас поддерживал.

​

Дети все это время были в Загребе?

Не совсем. Это отдельная история. Когда началась эвакуация, я с детьми уехала в Загреб. Но и здесь начались воздушные тревоги. Вижу, мои дети в истерике от страха, со школой неизвестно, что будет, и я решила увезти детей к маме. Приехали мы в Черкассы, а там тоже катастрофа: спички по талонам, продуктов нет. Решила ехать к брату в Ригу. А мы когда-то работали с рижским предприятием, их делегация приезжала в Осиек, мы их хорошо приняли. И вот совпадение: нахожусь я у брата и — звонок: «Как там Виктория, что с ней?» Там мы провели два месяца, а детям опять не сидится — хотим в Хорватию. 91-й год, война в самом разгаре. Что делать? Мы ведь уезжали еще из Югославии, то есть у них паспорта югославские, а у меня вообще СССР. А это начало февраля, Хорватия – признанное государство, как въезжать на ее территорию? И опять случай.

Иду я по Риге, вижу на доске объявлений вырезка из газеты «Голос Славонии»: «Осиек – непокоренный город» (Osijek nepokoreni grad). И написано: «Врачи без границ», собираем гуманитарную помощь для Хорватии и телефон. Я позвонила по этому номеру. Они очень обрадовались, что мы поедем с ними. В Риге по музеям нас водили, развлекали, еду давали, хоть не уезжай.

Однако пришло время отправляться в дорогу. Нам дали автобус с большим багажником, в котором раньше возили мотоциклы на соревнования. Их человек пять и я с детьми. Мне, конечно, было страшно. Я очень переживала, что будет на границе с нашими паспортами. Но, поскольку мы везли гуманитарную помощь в Осиек, а мы из Осиека, нас без проблем впустили в новую страну. Детей я все-таки оставила у свекрови в Загребе, а сама поехала в Осиек с «Врачами без границ». Оказалось, что они заранее ни с кем не договаривались. Я их по своим каналам устроила на ночлег в монастырь иезуитов. У них в плане было остаться некоторое время в городе, помогать с ранеными. Автодорога была закрыта, и в город мы попадали по нашей «дороге жизни» через Михолец. Город нас встретил полным затемнением и канонадой. На ночлег группу разместили в подвале в монастыре у иезуитов, а водитель автобуса отказался там остаться. Решил, что не оставит гуманитарку в машине без присмотра и будет ночевать в машине. Ночью объявили общую тревогу, и обстрел был с трех сторон. Утром их пыл, прямо скажем, поубавился. Я их повела в здание гимназии, где в подвале и на первом этаже был развернут госпиталь и находилось очень много раненых. Смотрю, мои врачи как-то сникли, в поликлинике хирургия в подвале тоже произвела на них удручающее впечатление. В общем, провели мы день по разным медточкам, и я спрашиваю, нужно ли вам искать другое помещение или останетесь у иезуитов? Отвечают: «Спасибо, не надо, мы поедем назад». Но гуманитарную помощь до Осиека мы все-таки довезли.

    

А как дальше устраивалась с работой?

А дальше надо было что-то придумывать. Работы в разрушенном городе для меня не было. Я организовала Центр по сохранению здоровья природными методами. В то же время на Украине началась разруха, и я решила привезти оттуда специалистов. Начали мы с иридодиагностики и гомеопатии, о чем здесь мало кто знал, и работа пошла. Потом мы открыли еще один такой центр в Пуле. Однако с врачами были сложности. Они приезжали, осваивались, учили язык и уходили из Центра. Я решила, что так дело не пойдет, надо мне самой осваивать методы альтернативной медицины, чтобы ни от кого не зависеть. Я пригласила несколько специалистов по высокофреквентной акупунктуре из Москвы. Это опробованный научный метод и практически безопасный в отличие от классической акупунктуры с иглами. Они приехали со своими аппаратами, побыли у нас некоторое время, а когда им пришло время возвращаться, я спросила, а работает ли этот метод при отвыкании от курения. Оказалось, очень даже работает. Я поехала в Москву, купила у них в центре эти аппараты, закончила курсы. Отвыкание от курения было очень актуально, появилось много клиентов, но самое главное, что метод давал хорошие результаты. После всех украинских врачей я решила работать сама, и еще одного врача – хорватку — обучил приехавший из Москвы специалист по компьютерной диагностике. Нас знали не только в Осиеке, мы были достаточно популярны.

​

Ты до сих пор этим занимаешься?

Нет, этим я начала заниматься, потому что жизнь заставила, а моя первая любовь – это туризм. Я ведь говорила, что еще в Латвии закончила достаточно серьезные курсы гидов.

​

А как же получилось, что ты все-таки вернулась к своей «первой любви»?

Это был 1996 год. Немцы и итальянцы боялись ехать, а первыми начали приезжать туристы из России и Украины, и одна турфирма мне предложила у них поработать. Месяц я жила в отеле «Амбасадор», но работала еще не как гид, а как представитель. То есть я встречала и провожала группы и продавала экскурсии. Мне эта работа понравилась. На следующий сезон я работала уже два месяца.

На следующий год я поехал в отпуск в Пулу. Лежу на пляже, скучаю, я ведь без работы не могу. Слышу: кто-то говорит на русском языке. Речь идет о фирме «Унилайн» – это сейчас очень известная туристическая компания, а ее владелец Борис Гомба — председатель туристической ассоциации Хорватии. Я набралась наглости и подошла поинтересоваться, не нужны ли им русскоговорящие сотрудники. Оказалось, что нужны, и я начала водить экскурсии на Малый Бриюн. Их никто не делал, все водили на Большой, а они водили на Малый.

Потом решила, что надо легализовываться. Пошла на курсы гидов, получила лицензию, теперь у меня их семь, так как на каждый регион нужна отдельная лицензия.

​

А что было с оздоровительным центром?

А там было по принципу: когда кошки нет, мыши водят хоровод, как говорят хорваты. Со временем оказалось, что, когда меня нет, работа идет ни шатко, ни валко, а так как сотрудники были официально трудоустроены, то мне приходилось зарабатывать на туризме, чтобы выплачивать им зарплату. Центр стал нерентабелен, я его закрыла и переключилась полностью на туризм и переводы. Делаю то, что мне нравится, а самое главное — ни от кого не зависишь. Летом много работы в туризме, а зимой я занимаюсь переводами.

​

С этой работой не заскучаешь. А какие-то группы или индивидуальные туристы запомнились?

Никогда не забуду поездку на остров Лошинь с группой молодых людей из семи человек из окружения президента Украины. Они все делали по команде. Если в море идет один, то все семь за ним. Возможно, это была охрана, мне об этом не говорили. Обедать, завтракать всегда ходили всемером. Кроме них в списке было еще два человека, которых я не видела. Спрашиваю в отеле, проживают ли они здесь, администратор говорит: да, проживают. Эти семеро прилетели самолетом, а эти, оказывается, приехали с Украины на машине. Через некоторое время один их этих двоих, молодой парень лет 27–28, подошел ко мне с вопросом, есть ли здесь аэропорт. Маленький аэропорт на Лошине действительно был, и оказалось, что аэропорт нужен, чтобы частным самолетом с Украины ему привезли ключи от машины, так как двери захлопнулись, открыть нельзя, а у них там снаряжение для подводного плавания. Я удивилась, говорю, что в Хорватии есть специалисты, могут открыть дверцу. Нет, отвечают, там стоит такая система, что никто не справится, нужны оригинальные ключи. А это были 90-е, и я спрашиваю: «А как вы вообще приехали на машине? Вам не страшно было? На дорогах беспредел, мафия орудует». А он на меня так посмотрел, улыбнулся и говорит: «А мы и есть мафия». Судя по самолету, который должен был привезти ключи, так оно и было.

 

А еще встречались интересные случаи?

Было много очень интересных групп и индивидуальных гостей. Некоторые вот запомнились. Например, вот еще один случай. Лет пять назад звонок, смотрю: номер какой-то чудной, но говорят по-русски. К тому времени я уже сделала свой веб-сайт, меня можно было найти в Интернете. Оказалось, звонят из Пекина, из Китая.

Спрашивают: «Можете завтра организовать экскурсию для шестилетнего ребенка в Пуле, нужно показать ему арену?» А в это время в Порече проходило первенство Европы по шахматам среди детей до 9 лет. Мальчик был с папой, я их отвезла в Пулу на своей машине, показала им арену, им все понравилось, ребенку купили деревянный гладиаторский меч. Затем отец говорит: «Вы знаете, он занял первое место на всекитайском детском конкурсе Шоу талантов». Я потом его неоднократно видела на российском телевидении. Отец Евгений Колесов — довольно известная личность, работал торговым представителем в Шанхае, а мальчика звали Гордей.

Я, помню, еще пошутила, что когда-нибудь, когда он станет известным, я буду гордиться, что ему показывала арену. И действительно, через год я смотрела целую серию передач о Китае, которые делал Евгений Колесов, а  Гордей выступал там в роли соведущего в программе «Открытие Китая».

Потом мне запомнился визит Владыки Павла из Киево-Печерской лавры. Он и его сопровождающие прилетели из Киева на частном самолете. Помню, при первой встрече я его спросила: «А как мне вас звать?» Он ответил: «Владыка». Пришлось привыкать. Он приехал с шестью монахами. Вот с ними я просто душой отдыхала. Каждый день они пели «Многая лета» за обедом. Хорошо запомнила один случай. На Плитвицкие озера мы выехали очень рано, так что утреннюю молитву они проводили в микроавтобусе, которым мы ехали. Они ведь поют во время молитвы, голоса чудесные, час поют, мне говорить не надо, я отдыхаю. Назад возвращаемся – вечерняя молитва, опять поют, я опять не работаю, получаю удовольствие. Помню, я им предложила съездить в Воднян, где есть церковь Святого Власия (Sv. Blaža) и хранятся 120 реликвий, которые сам Наполеон спрятал в никому не известном городке. Там они и остались после войны. Встречал их настоятель этой церкви, естественно, католической. И вот представь себе эту дискуссию, когда православный Владыка пытается обратить католика в свою веру, а тот — наоборот. Это нужно было снимать!

В прошлом году приезжал ведущий российской телепередачи «Модный приговор» Александр Васильев со своей выездной Школой моды, в которой он обучает манерам, одеваться со вкусом, дизайну интерьера. Я даже сертификат получила, что я прошла его школу. С этой группой было интересно работать, а им Хорватия запомнилась прежде всего по гастрономии. Из ресторана «Златне горице» возле Вараждина не хотели уходить. Мы опоздали в Тракошчан.

Одним словом, встречались люди, с которыми было очень интересно работать.

​

Ты работаешь с группами или индивидуальными туристами?

Сейчас в основном с индивидуальными туристами или с небольшими группами, вот как у Васильева, до 10 человек. Это, конечно, люди состоятельные, кто может себе позволить частного гида? А у меня уже солидная репутация и большой опыт работы, поэтому могу выбирать.

Хотя, вот в прошлом году у меня были паломники из Львова, греко-католики. Их интересовало ранее христианство в Истрии, им очень хотелось провести богослужение в местной церкви. А в Порече ведь есть Евфразиева базилика 6-го века, которая является действующим кафедральным собором. Я договорилась, и после окончания воскресной службы им разрешили провести мессу на своем языке в этой знаменитой церкви, которая находится в списке ЮНЕСКО. Их священник был просто счастлив, что ему выпала такая честь служить мессу в этой церкви.

Действительно, насыщенная у тебя жизнь.

 

А что ты считаешь самым большим своим достижением?

Самое большое мое достижение — это мои дочери.